– Ладно сложные, но какие ж вы, люди, тяжелые! – Я с раздражением сдула со взмокшего лба прядь волос.

Пришлось пойти с другого конца, в прямом смысле этого слова: зажать ноги Картера под мышки и поволочь его в противоположную сторону – к дивану.

Тук, тихонечко ударился жених затылком о паркет, когда голова съехала с ковра.

– Прости, Картер, – пропыхтела я. – Хорошо, что ты ничего не чувствуешь.

Удивительно, но удар привел беднягу в чувство. Ощутив, что его куда-то тащат, он резко взбрыкнул и уставился на меня, как на колдуна – убийцу нежных девственниц.

– Куда ты меня тащила?

– Как куда? В камин! – огрызнулась я, выпустив его ноги. – Зажарить в одежде и сожрать!

Жених раскрыл ладонь, в которой все еще зажимал скинутый хвост ящерицы, и громко сглотнул. Подозреваю, что комок слез.

– Что с Дотти?

– Снова сбежала, – вздохнула я, признавая тот факт, что даже личина земноводного не останавливала оскорбленную изменой невесту от побега из-под венца. – Будем искать или дождемся, когда сама найдется?..

Ждать Картер не пожелал и, пока я изучала схему дома, разложенную на письменном столе в библиотеке, напился в грабли, опустошив графин бренди.

– Страшно подумать, – стонал он, развалившись на диване, – я лишил Дотти ноги…

Несвоевременное восклицание сбило меня на середине заклятья. Только медальон напитался магическим током и шевельнулся над чертежами, как колдовство развеялось. Я недовольно зыркнула на страдающего жениха и попыталась начать заново, но Картер всхлипнул, разглядывая хвост:

– А может, это рука?

– Темная Богиня, да ты замолчишь уже?!

– Я не Богиня, а всего лишь жалкий неудачник, покалечивший прекрасную женщину. – Он поднес к лицу опустевший стакан и, сощурившись, присмотрелся, имеются ли на дне хотя бы капли.

– Если Дороти настолько прекрасна, насколько ты страдаешь, то зачем ты ей изменял? – все сильнее раздражаясь, фыркнула я. Ненавижу, когда меня дергают во время ритуала, сразу хочется вдарить надоеде в лоб магическим разрядом.

– Дядюшка Флинт прав, – всхлипнул Картер, – я совершенно не умею держать штаны застегнутыми.

– Картер, а пьяным ты мне нравишься больше, такой самокритичный, – с искренним восхищением воззрилась я на жениха. – За два золотых отобью любую тягу к плотским утехам. Никакого желания скидывать перед дамами трусы, разве что по праздникам. Гарантия три года. Кстати, за дополнительную плату праздники выберешь сам.

– Нет. Пожалуй, лучше зашью гульфики, – кажется, он даже немножко протрезвел.

– Я сделаю скидку и накину год действия.

– И вообще, во всем виноват наш папаня, – проигнорировав щедрое предложение, запричитал жених. – Он при жизни был страшным бабником и даже умер в постели…

– Картер, если ты настроен на исповедь, то тебе к пастору в хозяйское крыло, – решительно перебила я. – Он тебе устроит сеанс отпущения грехов, а я черная ведьма, и ты меня отвлекаешь! Посыпай голову пеплом молча, пока не лишился голоса!

Страдалец буркнул нечто невразумительное, прикрыл глаза и мгновенно вырубился. Под скрипучий храп, как ни странно, ворожба шла лучше, чем под нетрезвый скулеж. Сосредоточившись, я быстро прошептала заклинание. Напитавшись магической энергией, медальон отяжелел, закачался маятником, набирая силу, а потом завертелся над планом дома в поисках крошечного уголочка, куда юркнула ящерка. Но сколько бы я ни произносила колдовские слова, медальон нарезал круги над чертежами, а потом обвисал бесполезной побрякушкой.

Заклятье поиска действовало безотказно, как на людей, так и на животных, и теоретически могло не сработать только в двух случаях: если Дороти находилась за пределами особняка, или… если ее кто-нибудь съел. Мне так не понравилась последняя мысль, что даже сердце защемило. Но тишину гостевого крыла сотряс знакомый женский визг, и он показался самой чарующей музыкой.

– Дороти… – расплылась я в улыбке и на радостях бросилась к запертой двери библиотеки, но немедленно вспомнила, что оставила маскирующий амулет на столе. Пришлось вернуться, а потом уже припустить в сторону знакомых покоев, на ходу выпутывая зацепившуюся за волосы цепочку. Увидала бы Британи, как я грациозно скакала на пятнадцатисантиметровом каблуке по длинному коридору, точно позеленела бы от зависти. Кузина ошибочно считала, что из нас двоих именно она обладала гибкостью и легкостью лани.

Однако только я собралась бесцеремонно ворваться и спасти подопечную, как дверь распахнулась. На меня практически налетел Уильям с пучеглазой серой жабой в руках.

– Как вы вовремя решили подсмотреть! – процедил он сквозь зубы.

– Даже не думала, – фыркнула я.

Одевался герой-любовник явно в страшной спешке, хотя болтавшееся на бедрах полотенце и расстегнутый женский пеньюар, натянутый на мокрое тело, назвать одеждой можно было весьма условно, так… облачение в то, что валялось рядом с ванной. И, судя по озверелому взгляду, с Имоджен они явно не кораблики пускали в банной комнате и точно не топили друг друга.

– Где вы ее нашли? – спросила я, стараясь смотреть на Уильяма не ниже кадыка. (Клянусь, не допустила ни одной пошлой мыслишки о том, что пряталось там, под полотенчиком, а слюна набежала исключительно потому, как вдруг очень захотелось остренького, глядя на черную полоску, убегающую под край коротенького покрова.)

– Мы ее не нашли, – процедил он, впихивая мне в руки мокрую теплую жабу. – Она плескалась в ванне! Объясните, Дороти, как твоя… ваша… любимица, или кем ты там считаешь это создание, выплыла из нашей пены?

– Что вас удивляет? Она жаба и ищет теплые, влажные места, – пожала я плечами.

– Но почему именно в этой ванне? – Он ткнул пальцем внутрь комнаты, и невольно я заметила Имоджен, завернутую в простынку и подслушивающую грызню.

– Так, может, в гости пришла? Знаете, домашняя зверушка к домашней… Кхм… В общем, извините нас за беспокойство.

Я решила, что последнее слово сказано и можно удалиться гордой походкой победителя, но Уильям считал по-другому. Он вцепился мне в локоть и резко развернул, словно танцорку на сцене. Тут грациозность меня подвела. Придавив каблуком подол платья, я потеряла равновесие и, стиснув Дороти до предсмертного хрипа, впечаталась губами в твердую мужскую грудь.

Я вовсе не хотела никаких пошлостей, ни целовать Уильяма, ни облизывать, а просто разжала клыки, чтобы набрать в грудь побольше воздуха и проклясть наглеца… Но что-то явно пошло не так. Он был теплым, пахнущим лавандой и очень гладким. Мгновенное остолбенение, и мы отпрянули друг от друга, точно облитые кипятком коты.

– Ты меня лизнула! – возмущенно воскликнул Уильям, жестом стеснительной девственницы запахивая полы пеньюара. Судя по характерному звуку треснувшего шелка, спереди халат, конечно, сошелся, зато на спине разошелся – в клочья.